Пока ты только о чем-то подозреваешь, еще можно уговорить себя не волноваться. Но если точно знаешь, что твой муж сейчас грабит фабрику, магазин или даже банк, ничто не поможет: помимо воли станешь гадать, вернется ли он домой вообще?

Впрочем, сейчас она уже сама не понимала, почему ее настолько переполняли гнев и ужас. Она ведь не любила Уилли. По крайней мере, не любила в общепринятом смысле этого слова. Из него получился никудышный муж: его вечно не бывало дома по ночам, деньги в руках не держались, и постель с ним тоже не приносила радости. Маятник их семейной жизни колебался от терпимого существования до полного отчаяния. Прежде чем родился Билли, у Дорин случились два выкидыша, а потом они перестали даже пытаться завести других детей. Их до сих пор удерживал вместе только Билли, хотя она прекрасно понимала, что так случалось у многих других супружеских пар. Не то чтобы Уилли прикладывал много усилий для воспитания слабоумного сына, но его снедало достаточно сильное чувство вины, принуждавшее остаться в семье и не бросить их. А мальчик в отце души не чаял.

«Нет, Уилли, я не люблю тебя, – подумала она. – Но я нуждаюсь в тебе и хочу быть рядом. Мне нравится лежать с тобой в кровати или сидеть вместе и смотреть телевизор, готовить тебе еду. Если это называется любовью, тогда я, наверное, все же тебя люблю».

Они остановились. Медсестра сказала:

– Я вас позову, когда доктор будет готов.

И скрылась в палате, закрыв за собой дверь.

Дорин уставила взгляд в ровную стену, окрашенную в кремовый цвет, стараясь не думать, что ожидало ее по другую сторону. Она уже прошла через нечто подобное после ограбления кассы с зарплатой для рабочих фирмы «Компонипартс». Но в тот раз все сложилось иначе. Они приехали к ним домой и сказали: «Уилли попал в больницу, но с ним все в порядке. Обычная контузия». Он положил слишком много гелигнита – динамитного желатина – на дверь сейфа и в результате полностью оглох на одно ухо. Она тоже тогда поехала в больницу – в другую больницу – и ждала, но хотя бы знала, что с ним все не так уж серьезно.

После того происшествия она в первый и последний раз попыталась заставить его завязать. Он даже сначала соглашался, но лишь до тех пор, пока не вышел из больницы и не столкнулся с проблемой, как быть дальше. Несколько дней он безвылазно просидел дома, а потом у них кончились деньги, и он снова отправился на дело. Позже проговорился, что лично Тони Кокс взял его к себе в «фирму». Сам он был страшно этим горд, зато Дорин лезла на стену от злости.

С тех пор она возненавидела Тони Кокса. И Тони прекрасно знал, какие чувства она питает к нему. Он побывал у них в гостях (всего однажды) и ел хрустящие хлопья, обсуждая с Уилли какой-то боксерский поединок, как вдруг поднял на Дорин взгляд и спросил:

– Что ты так против меня окрысилась, милочка?

Уилли сразу забеспокоился:

– Только не горячись, Тон.

Дорин гордо вскинула голову и заявила:

– Ты – плохой человек. Бандит.

Тони лишь рассмеялся, открыв рот и показав полупережеванные хлопья. А потом сказал:

– Так ведь и твой муженек такой же. Или ты не догадывалась?

И они продолжили разговор о боксе.

Дорин никогда не умела сразу сообразить, как одной фразой осадить умника вроде Тони, и потому промолчала. Хотя ее отношение к Тони, ее мнение о чем-либо вообще ничего не значили, ни на что не влияли. Уилли даже в голову не приходило, что ее плохое отношение к кому-то из его подельников могло служить достаточной причиной никогда не приглашать такого человека к себе в гости. Это был дом Уилли, хотя арендную плату вносила Дорин из своего более чем скромного заработка распространительницы каталогов товаров с доставкой по почте.

Вот и сегодня Уилли отправился на дело, затеянное Тони Коксом.

Дорин нашептала это жена Джэко. Сам Уилли ни словом не обмолвился. И если Уилли умрет, подумала она, богом клянусь, я доберусь до Тони Кокса. Господи, только бы он выкарабкался…

Дверь открылась, и показалась голова медсестры.

– Теперь входите, пожалуйста.

Дорин вошла первой. Низкорослый темнокожий врач с густыми черными волосами стоял рядом с дверью. Она не обратила на него внимания и прямо направилась к койке.

Сначала Дорин ничего не могла понять. Фигура, лежавшая на высокой металлической кровати, была по шею накрыта простыней, а видневшуюся из-под нее голову целиком скрывали бинты. Она-то ожидала увидеть лицо и сразу же понять, что это ее Уилли. Несколько секунд она в растерянности не знала, как быть дальше. Но потом встала на колени и осторожно откинула простынку.

– Миссис Джонсон, это ваш муж? – спросил доктор.

Она простонала:

– О, Уилли, что же они с тобой наделали?

Ее голова медленно склонилась вперед, пока лоб не коснулся обнаженного плеча мужа.

Откуда-то издали до нее донесся голос Джэко:

– Да, это он. Уильям Джонсон.

И он продолжил, давая сведения о возрасте и месте жительства пациента. А Дорин внезапно почувствовала, что рядом с ней стоит Билли. Мгновение спустя сын положил ладонь ей на плечо. Его присутствие вынудило ее ненадолго перестать горевать, отложить свой плач на какое-то время. Она сумела придать лицу спокойное выражение и медленно поднялась с коленей.

Врач выглядел хмурым.

– Ваш муж будет жить, – сказал он.

Она обняла сына.

– Что они с ним сделали?

– Выстрел дробью из ружья. С очень близкого расстояния.

Ей пришлось с силой прижать Билли к себе. Сейчас она не могла себе позволить заплакать.

– И он полностью оправится?

– Я только сказал, что он останется в живых, миссис Джонсон. Но нам едва ли удастся спасти его зрение.

– Что?

– Он полностью ослепнет.

Дорин зажмурилась и выкрикнула:

– Нет!

Ее тут же окружили люди. Персонал был привычен и готов к любым истерикам. Она отбивалась от них. Она видела перед собой только лицо Джэко и продолжала кричать, обращаясь только к нему:

– Тони Кокс во всем виноват, сволочь! И ты тоже, мерзавец! – Она ударила Джэко. – Подонок!

Но, услышав всхлипывания Билли, немедленно взяла себя в руки. Она повернулась к мальчику, обняла его, снова прижала к себе. При этом он уже был на несколько дюймов выше нее.

– Ну-ну, не надо плакать, дорогой, – бормотала она. – Твой папа жив. Давай будем радоваться хотя бы этому.

– Вам сейчас нужно отправляться домой, – сказал врач. – У нас есть номер, по которому мы сможем вам дозвониться…

– Я позабочусь о ней, – сказал Джэко. – А номер телефона мой. Я живу поблизости от них.

Дорин взяла Билли за руку и направилась к двери. Сестра открыла ее. Снаружи стояли двое сотрудников полиции.

– Это еще зачем? – спросил Джэко изумленно и озлобленно.

– Мы обязаны информировать полицию обо всех подобных инцидентах, – ответил доктор.

Дорин сразу заметила, что одним из констеблей была женщина. Ее охватило желание немедленно сообщить: Уилли подстрелили, когда он выполнял работу для Тони Кокса. Это поставит Тони под крепкий удар. Но за пятнадцать лет замужества за вором у нее выработалась почти инстинктивная привычка лгать копам. И мысль не успела оформиться, а она уже знала, что Уилли никогда не простил бы ей сотрудничества с легавыми.

Нет, она ни о чем не могла рассказать полицейским. Зато внезапно поняла, кому все расскажет совершенно без угрызений совести.

– Мне необходимо позвонить по телефону, – обратилась она к медсестре.

Глава двадцать третья

Кевин Харт взбежал по лестнице и ворвался в зал отдела новостей «Ивнинг пост».

Юнец из курьерской службы в рубашке фирмы «Брутус» и в ботинках на платформе проходил мимо с кипой номеров газеты – только что отпечатанным часовым выпуском. Кевин схватил газету, лежавшую поверх остальных, и уселся за свой стол.

Его материал поместили на первую полосу!

Заголовок гласил: НЕФТЯНОЙ БОСС ИЗ ПРАВИТЕЛЬСТВА В КОМЕ. Несколько секунд потом Кевин не мог отвести глаз от ласкавшей взор подписи под статьей. «Наш специальный корреспондент Кевин Харт». Потом взялся за чтение.